Сколько венков на трассах, видели? Сколько их – прямо у обочины, и чуть подальше? В мелких пролесках, Прислонившись к столбам, бордюрам. Самых разных цветов и размеров – круглые красные с белым по центру, да какая, в общем-то, разница?
Стоят в одиночку, по двое и в группах.
На самых прямых дорогах. На самых страшных лихих поворотах. На перекрестках. Развилках. Подъемах и спусках. На въездах, на выездах в города. Под мостами-делителями.
Где-то яркие такие цветочки. Где-то даже и свежие, живые. Где то – порядком затасканные, ветром и пыльными бурями.
Я их не считала, правда. Просто едешь по той же дороге, далеко не в первый раз. И вслед за засмотренными домами красивыми, пейзажами, закатами и рассветами в обзор попадают они – вначале неприметные, где-то мельком просто виднеющиеся, а потом кроме них ничего и не видишь.
И на каждый из них – в голове по одной-три истории.
Вот я еду с любимой. Она тянется меня целовать в губы, и, смеясь, щекотит за ушком. И я поддаюсь, поворачиваюсь и наклоняюсь к ней. И тут как в типичном фильме – за первым же поворотом по встречной прямо на нас летят хмельные подростки на папиной машине. И всё – как в сказке. Они умерли в один день, слившись в сладком поцелуе.
А вот я – усталый работник ССГПО, еду после смены на теплеющий ещё ужин. И глаза слипаются, и в темень темную виднеются огни из первых к дороге домов. Виднеются кошки-собаки бродячие. Виднеются сны, но проснуться уже я не в состоянии. Милая, можешь уже не ждать.
А вот я – девица в туфлях о двадцати сантиметрах на машинке черненькой папиной, всё ещё путаю скорости и ещё какие то там кнопочки. И вороны, как дуры, бросаются прямо на стекла, И телефон всё жужжит, и опять я опаздываю на свидание, и губы опять не крашены, И всё понятно, короче говоря, представлять дальше – смысла и нету.
А вот я и не спешу вовсе, и медленно еду, и всех пропускаю, но просто оказываюсь не в том месте и не в то время,
И с каждой такой дорогой историй не становится больше. Всё те же, но только длиннее немного с каждый разом. О семье, о детишках грудных и визжащих, о собаках некормленых, об отчетах, не сданных в офисах, о счетах не оплаченных – или зря оплаченных. О треках в плеере, о мечтах, о картинках, иконках на лобовом, о рядом сидящих, о тех, кто остался в живых – а сядут ли они теперь за руль? Помнится мне, в детстве, после аварии автобусной, я несколько месяцев ходила пешком. А что за запахи у них там были в салонах автомобильных? Куда спешили, и стоило ли это венков этих придорожных?
А сколько рассказов друзей-лихачей вы слышали? Что, мол, врезались в мимо ехавшую машину или велосипедиста. Что овраг пролетели «прямо вот за этим деревом, я сейчас тебе его покажу, если скорость успею сбавить». Что ребенка учил водить семилетнего за городом, темнеющим вечером.
Да много чего ещё вспоминается, когда едешь, дыша в стекло дверное, прислонившись носом к какой-то стекляшке, которая бьется легко и быстро. И, глаза закрывая, читаешь заключения об аварии спецгрупп, мол тело было найдено за два метра от самой машины, ремни были не пристегнуты, и стекла, стекла были слишком хрупкие…