Сегодня мы подготовили репортаж о людях, которые вследствие врачебных ошибок потеряли своих близких или сами стали инвалидами. Все истории записаны со слов героев.
Зульфия Моисейченко:
– В мае 2010 года у моей дочери Алины, ей тогда был 1 год и 5 месяцев, обнаружили лейкоз. Мы поступили в больницу – в НИИ педиатрии. Диагноз рак крови. За полгода до этого я похоронила мужа. Был шок. Мы отправились на лечение, прошли весь курс, после него нам поставили диагноз гепатит С. Врачи нам этого не говорили, наверное, они боялись, а сообщили об этом медсестры. Они убедили нас в том, что гепатит С – побочное заболевание при онкологии. Они утверждали, что одной болезни без другой не бывает. Лечение в Институте педиатрии было очень тяжелым. Там происходили ужасные вещи. Полная антисанитария, по 12 человек в палате. Врачи могли перепутать «химию» с физраствором и т.д. Нам отказывались делать химиотерапию, говорили, что у государства нет средств. Поэтому раковые опухоли начали мутировать, самочувствие ухудшалось. И никуда нельзя было жаловаться, медперсонал нам угрожал. Потом мы узнали, что на каждого ребенка выделяется по 4 млн. тенге. Но на деле такого не было. Не хватало лекарств, перевязочного материала. У всех стояли наружные катетеры, которые нужно было обрабатывать, но этого не делали, поэтому у нас случился сепсис крови. Нам давали самые дешевые препараты, например, китайский физраствор с мусором. Мы воевали, писали заявления, а директор этого заведения обещал нас всех посадить. Кстати, сейчас он там уже не работает.
Питание – отдельная тема: вонючая капуста, тушеная или вареная. Перед любой комиссией было очковтирательство: начинали хорошо кормить, а потом снова капуста. И это детям, которые проживали там свои последние дни.
Через месяц после лечения у нас начался ранний рецидив. Врачи сказали, что нужна трансплантация, но ее в Казахстане никто не мог сделать. Я сказала, что не хочу, чтобы мой ребенок лечился в таких нечеловеческих условиях. В России от нас сразу отказались – не хотели портить статистику, и мы решили поехать в Израиль. Сначала мы долго добивались от государства квоты, но получили ее только после смерти дочери. Мы все продали, висели на на форуме vse.kz, собрали деньги.
Когда в Израиле посмотрели нашу выписку и увидели гепатит С, то спросили: «Как так?». Я ответила: «Ну это же сопутствующий диагноз». А мне говорят: «Вы знаете, что при гепатите С может быть лейкоз, но никак иначе! Вы переливали кровь? От кого? От мутантов? Вас заразили».
Ощущение, что это массовое заражение, для того чтобы не было детей-инвалидов. Профессора из Израиля спрашивали: «Может, на ваших детях в Казахстане проводят опыты? Изучают взаимодействие гепатита и лейкоза?».
Около 8 месяцев у нас ушло на то, чтобы убить мутацию раковых клеток, но были огромные проблемы с печенью из-за гепатита. Дочери сделали операцию по пересадке печени, но на 33-й день произошел отказ печени, отек мозга, была трепанация черепа, но отек был такой большой, что вставить обратно мозг не смогли. Я вернулась домой, чтобы похоронить здесь дочь.
Мы верили в то, что победим рак крови. Но гепатит… Я думаю, что в НИИ педиатрии просто заражено все оборудование. Еще будучи в Израиле, я решила обратиться в суд. Подавала иск от моего имени сестра – процесс начался в августе 2011 года. Мы вместе с другими родителями зараженных гепатитом детей прошли здесь все суды: районный, городской. Факта заражения не обнаружено. Нас, родителей, обвинили в том, что мы водили своих детей в салоны красоты на маникюры и педикюры, где их и заразили. Потом, когда начались проверки, наши истории болезней переделали. Исчезли многие листы. Там даже видно, где листы вырваны и переклеены. Мы не смогли найти карточки тех доноров, которые заражали детей: там были и солдаты-срочники, и наркоманы.
Мы проиграли все суды, сейчас ждем Верховный. Потом будет международный. Один судья сказал нам: «Что вы хотите? В другой стране вы сможете что-то доказать, здесь – нет! Как заражали, так и будут заражать». Вы знаете, у меня остался еще сын, и я очень боюсь за него.
Зарина Баетова:
– Моя история очень длинная и болезненная. Ребенок был запланированный, желанный. Беременность протекала без проблем, роды прошли без осложнений, выписали нас здоровыми. Участковый педиатр пришла (позже выяснилось, что врач на тот момент была еще интерном), увидела моего желтого ребенка. Никаких мер не предпринимала, сказала, что это физиологическая желтуха. Через некоторое время я сама простыла и повторно попала в родильный дом, где и показала своего ребенка врачу-педиатру, которая взяла анализы. Билирубин показывал 250 моль (норма 18–20), врач дала фотолампу и посоветовала: «Уложите под лампу ребенка, когда выпишитесь домой, побольше на солнце выходите». Все рекомендации доктора я выполнила. Когда наступило время планового приема, уже было поздно – билирубин достиг 360 моль. Он уже прошелся по всему организму, произошла интоксикация головного мозга, в результате мой малыш стал инвалидом.
Когда я услышала страшный приговор – ДЦП, я даже не знала значения этих страшных букв. Думала, все, жизнь на этом остановилась, возненавидела весь мир, эту страну, у которой есть миллиарды на всевозможные саммиты, азиады-универсиады и прочие пафосные гламурные мероприятия, но на врачей, которые в ответе за здоровье и жизнь детей, денег нет. Твердо решила, что в Казахстане лечить своего малыша не буду. Я продала все, благодаря помощи друзей, коллег и неизвестных мне людей из соцсетей поехала в Китай. Знаете, в той китайской клинике 75% пациентов – казахстанцы.
решила снять копии всех своих медицинских документов. Они находятся в перинатальном центре г. Алматы по адресу: Жубанова, 11. Я знала, если я пойду туда одна, меня никто не будет слушать, поэтому в первую очередь обратилась в прокуратуру Ауэзовского района. Заместитель прокурора Олжас Багжанов выслушал меня и дал поручение своим помощникам помочь мне с получением копий документов. 1 марта в 11.00 мы с сотрудником прокуратуры пришли в родильный дом. Я быстро написала заявление с просьбой выдать копии обменной карты и биохимического анализа моего малыша. В течение получаса мне принесли копию обменной карты. Однако копию анализов ребенка почему-то долго искали. Врачи засуетились, было много скрытности, главврач не шел с нами на контакт. Только через 2 часа мне принесли результаты анализов, которые не имели никакого отношения к моему ребенку. Тут вновь вмешался заместитель прокурора Ауэзовского района Олжас Багжанов, он позвонил куда надо, и только тогда главврач сам пошел в статотдел родильного дома и принес настоящие результаты анализов моего малыша.
Сейчас у меня на руках копии двух анализов с одним номером и датой, но разными показаниями билирубина. Врачи, лаборанты и статотдел перинатального центра заинтересованы в фальсификации медицинских документов, несмотря на то что это влечет за собой уголовную ответственность, значит, они хотели скрыть свою вину в том, что мой здоровый ребенок стал инвалидом. Также есть копии журналов, где регистрируются все анализы, и не надо быть экспертом, чтобы увидеть исправление.
Сейчас сыну полтора года, он не держит голову, не сидит и уж тем более не ходит. Моя задача – добиться хоть какой-то справедливости и реабилитировать сына. Я хотела подать в суд, долго искала адвоката – никто не соглашался судиться против Министерства здравоохранения, а когда его нашла, сумма гонорара оказалась мне не по карману – он запросил 700 000 тенге.
Алма Сапарбаева:
– Вечером 17 августа мой сын Султан вышел из дома, с тех пор его больше нет. Он со своим другом и его женой ушел праздновать двухлетие их ребенка. По дороге домой Султан пошел по пешеходному переходу, следом шли друзья. Ехавший по дороге автомобиль, не пропустив пешеходов, немного задел друга Султана. Водитель вышел из машины и обвинил сына в повреждении его авто. Приехали друзья водителя, завязалась драка, в которой Султан и его друг были сильно избиты.
Продолжение читайте здесь.