В догонку к этому посту http://zulfiahabibulova.yvision.kz/post/285492
Сидим мы, значит, в клинике частной одной: моя подруга с нагуленным ребеночком внутри и я, абсолютно не приложивший к этому делу ни рук, ни других выступающих частей тела, простой вечный ее бывший.
Персонал подчеркнуто вежлив (сервис все-таки!), но красноречивые уничижительные взгляды прожигали во мне сотни дыр. Подруге страшно было поднять глаза, кругом плакаты счастливых мам с малышами на руках. Вокруг снуют деловитые мамаши с колясочками. Наметанный глаз регистраторши без расспросов определил в нас "отверженных". Холодно разговариват со мной, сочувственно обращается к подруге. Необходимо сдать анализы на инфекции, пройти осмотр у хирурга, определить на УЗИ положение плода, заплатить и всё - сегодня после обеда пройдет операция. Регистраторша тактично старается заменить слово "аборт" на расплывчатое "операция", "хирургическое вмешательство", но все равно меня внутренне всего передергивало от привычных для нее слов.
Так, кровь сдали, настала очередь осмотра у хирурга. Дородная женщина с резкими сильными движениями прошагала в свой кабинет и закрылась изнутри. Прихорашивается перед началом рабочего дня.
Сидим тесно прижавшись, как перед казнью, в коридоре у кабинета хирурга. Ее мутит от неотступного токсикоза, а еще больше от страха, стыда и раздавливающего нас выбранного решения сделать аборт. Вновь и вновь беспомощно хватается дрожащими пальцами за мой локоть, в поисках сочувствия и поддержки. Я растерянно бормочу разную чушь, пытаюсь шутить. Она криво улыбается, а в глазах виден немой крик: "Заткнись, мне плохо!". Не могу позволить себе остановиться, ведь замолкни я, она тут же грохнется в обморок на этот пол с красивым плиточным рисунком. Проклятый токсикоз не дает ей поесть уже недели две. Она обессилена как физически, так и морально. Не найдя больше другого способа, обнимаю ее за плечи и целую в губы, как когда-то прежде. Это всегда срабатывало безотказно, успокаивало ее при любых бурных чувствах. Сейчас же она только улыбнулась, слезинка побежала по ее опухшей от долгих ночей рева щечке, и тут же гримаса боли - низ живота. Прижал покрепче к себе, целую в висок и снова внушаю: "Маленькая моя девочка, намучилась бедненькая, потерпи чуть-чуть. Скоро все решится, уже сегодня пройдет эта черная полоса. Вновь увижу тебя такой же как и прежде улыбающейся, веселой, заводной." Она в ответ: "Спасибо тебе, izzya. Не будь тебя я бы низачто не переступила порого клиники, я сейчас же сбежала бы отсюда. Не знаю что бы с собой сделала."
Вся ирония в том, что девчушка сама студентка медицинского университета, специализируется на гинекологии. Не раз при стажировках перед ее глазами стыдливо раскоряченные девки открывали всю подноготную результатов своих сладких утех. Как же издевательски жестока судьба загнавшая ее в шкуру презираемых пациентов, по ту сторону этого чудовищного акта убиения нерожденных. Девочка знает каждую мелочь предстоящей операции, все риски осложнений при первой беременности, большую вероятность дальнейших выкидышей и бесплодия. Операция будет проходить под общим наркозом, но она уже сейчас представляет как будет лежать беспамятно, как будут копошиться в ней безразличный хирург, а циничный анестезиолог говорить о ней гадости. С содроганием отталкивает возникающие перед ней картины, как холодная блестящая сталь хирургических инструментов проникает в нее и выходит обогренная кровью нерожденного безымянного младенца.
"*****ова? Заходите!"-пригласила хирург. Подруга вздрогнула, внутренне сжавшись, еще сильнее прилипла ко мне. Никогда не видел ее такой беззащитной. Собралась, встала, оставила мне сумочку, телефон, зашла. Успел крикнуть ей "Ничего!". Дурак, что значит "Ничего"?
Подбежал к двери, приложил ухо - не слышно. Прошелся по коридору. Стал наматывать круги. Нестерпимо захотелось снова начать курить. Некстати позвонила жена, отбрехался, что застрял в командировке по рабочим вопросам еще на недельку.
Она вышла белая как нетронутое полотно художника. Обессиленно опустилась, взяла у меня сотку, начала считать недели с того дня, а у самой пальцы трясуться. Потом вдруг резко развернулась ко мне, обняла и зарыдала. В ухо мне шептала, что видела ребеночка, на УЗИ, слышала его сердечко. "Он такой славненький, мой родной, мой красивенький" - ревела она. Только сейчас заметил, что среди бумаг, с которыми она вышла из кабинета появилась еще одна, с "фотографией" младенца. Длина, вес,еще какие-то показатели, диагноз узиста - плод здоров, развивается нормально, отклонений не обнаружено. И бесформенный комочек на фото, с зачатками ручек-ножек.
Вот ведь заразы! Специально ведь показали! Чтобы мучилась всю жизнь! Чтобы совесть загрызла навсегда!
Беру ее ладошки в свои. Сам думаю: "Девочка, как же нам быть? Как быть?" Вдруг в голову приходит простая мысль. Тут же говорю: "Малышка, если хочешь, давай рожай, не бойся, плюнь на все пересуды за спиной. Я усыновлю его, хочешь? Будешь приходить когда захочешь, навещать. Может потом возьмешь назад, возвратишь?"
Она резко отстраняется от меня. Глаза расширены. В них видно ее гордое упрямство. "Низачто!"...
Из послеоперационного стационара к вечеру выводил уже не ее, а безвольный искромсанный остаток от ее былой. Шел и чувствовал свои обогренные кровью руки, которые никогда не сотрешь, поздно...