Оригинальная французская пьеса Филиппа Лелуша, на которой и основана «Игра в правду», имеет, по словам российских авторов, мало чего общего, как и с первоначальным перенесением пьесы на московские театральные подмостки, так и с вылившимся в полнометражный фильм сценарием, экранизировать который удалось только спустя шесть лет после переосмысления первоисточника. Переделали материал должным образом, позаимствовав лишь сюжетную канву, а все остальное подстроили под наши родные реалии, и французскую легкость от природы сменил вечный трагизм русского человека. Но все же, не стоит забывать, это комедия, и она прекрасная, жизнеутверждающая и по-настоящему остроумная. Однако, как и в жизни, здесь нет крайности – российская «Игра в правду» еще и во многом трагическая, но с ценным ироническим подъемом в уголках губ.
Гоша Куценко, Дмитрий Марьянов, Константин Юшкевич и Ирина Апексимова играют, собирая полные залы, свою версию пьесы уже семь лет, хотя снимать кино планировалось с первых дней работы над театральным текстом. Пока шел аншлаг за аншлагом, режиссер Виктор Шамиров оттачивал свой не уникальный, но честный и неподкупный киноязык, на котором, он умело разговаривал со зрителем не давящим легким тоном, на темы обыденные, но не менее больные и повсеместные («Дикари», «Со мною вот что происходит», «Упражнения в прекрасном»). В каждом фильме у Шамирова играл Куценко, а потому долгая крепкая дружба послужила тесной работе над перенесением пьесы «Игра в правду» на экран. Стопроцентное попадание с выбором режиссера дало почти самые спелые плоды – фильм был принят на ура, хотя, ужасно жаль, не вышел по сборам даже в ноль. Что на удивление странно, ведь Шамиров это автор, снимающий кино с чистой русской душой, где за откровенной легкоподъемной праздностью скрывается глубинная неподвластная пониманию тяга к страданию. Поэтому и кино он создает такое, будто делясь с каждым кадром своих картин частичкой внутренних переживаний за народ. Как истинный творец, отчужденный от частой авторской лжи в угоду формы или какого-то стиля, Шамиров при этом не лицемерит, осознанно придавая фильмам настроение несложного и не отягчающего повествования с правдивым, не всегда приятным, ненадуманным содержанием. Каким и обладает «Игра в правду».
История о трех закадычных друзьях, уже далеко потерявшихся в дебрях рутинной действительности, которая сменила их юный студенческий полет к мерцающим вдали мечтам и амбициям. Один женат, но супруги растеряли страсть, второй разведен и напыщенно наслаждается бедностями холостяцкой жизни, а третий, самый важный герой из троицы – давным-давно похоронивший грезы об успешной научной карьере, ждет от поставленного в центр сюжета застолья поворотного момента своей, почти что упущенной, жизни. Друзья подшучивают друг над другом, предаются ностальгическим воспоминаниям и театральным ужимкам их вузовской распыленности, выпивая одну рюмку водки за другой. Эти первые 25 минут фильма, кстати, лежали в открытом доступе в сети еще до выхода фильма в прокат – все-таки и с прокатчиком «Базелевсом», как и с режиссером, фильму повезло, а по кассе, как Мерфи настрочил, провал. Но как бы ни случилось в итоге, кино замечательное, хотя кто-то может и вовсе отказаться от нарекания этой интерпретации фильмом. Ведь, несмотря даже на красивую и живую операторскую призму, радующую глаза работу со светом, звуком, задниками и реквизитом, это все тот же спектакль с расширенной декорацией и усиленными акцентами. Я не соглашусь, и по только что озвученной причине. «Игра в правду» экранная - акцентирует. Спектакль не имеет крупных планов, там нет лаконичности, он не нажимает на больные точки. А потому материал пьесы и ее посылы наилучшим образом смогли быть переданы кинообразом. Можно сказать, что театральное выступление, каким бы популярным оно не было, является хоть и более широким, но рассеянным взглядом на историю, когда как полученный фильм талантливо оставляет в ней все самое важное и лучшее, отбрасывая в сторону торчащие лоскутки содержания, при этом – играют все те же чудесные актеры, сюжет не изменен, а кино по-прежнему о том, о чем задумывался русский вариант пьесы. Про то, как погребаются большие амбиции, как люди слабеют физически, как одни браки разрушаются окончательно, а другие тускнут на глазах, как бутылка становится спутником будней, как рубашка от армани ничем не отличается от той, что подарила первая, потому настоящая любовь – как умирает одно, и закрываются дверь за дверью в ожидаемое будущее, но человеческая искренняя дружба остается. Она все переживает. Чтобы ни случилось, какие бы потрясения не выпали на вашу долю – настоящий друг будет рядом, каким бы сокрушительным не подкрадывалось ваше откровение.
Хотя по сюжету принятие откровенных душеизливаний собравшихся героев (подпивши и по другим причинам, которые не хочется раскрывать, чтобы не портить впечатление от просмотра, они начинают играть в правду), друзей на сто лет, к которым присоединилась их общая сильно любимая подруга Майя, проходит сначала не гладко, с рукоприкладством, криками и разбитой посудой. Но это закономерный катарсису эмоциональный салют, сопровождающийся прильнувшим зрителем к выпущенным в небо старым обидам, болячкам и тайнам героев, естественным чередом рассеивается и все затихает. После фейреврка всегда тишина, после – всегда тихий, волшебный разговор по пути домой. По Шамирову и пьесе, люди не меняются – каким ты стал в 22, таким ты, скорее всего, и останешься на всю жизнь, а потому дружба, как и любовь, претендуют на вечность. И не обремененные размашисто вылитой правдой, а даже окрыленные со вздохом облегчения сброшенным грузом, трое мужчин вдруг доходят до простой истины, но которую все же необходимо понять и зрителю – ничего хорошего в откровенных признаниях нет, человек по-прежнему хрупок по своей природе, однако этой самой правды и как раз не стоит бояться, а нужно относиться к ней бережно. И тогда внутреннюю энергию, которую все так ясно и горячо чувствуют в юности, не упустишь в отчаянных бегах от горькой правды. И тогда, когда ты, как герой фильма, признаешься себе: «Я подвел друга, да! Я не закончил важное научное открытие, да. Я упустил любовь всей своей жизни, да…», и вспомнишь о том, что действительно важно. Марк бежит спасать свой полуразрушенный брак, Гена мчится к жене, чтобы смотреть на нее «как на Монику, сука, Беллучи», а ведь полчаса назад сетовал на то, что на него не смотрят как на Джорджа Клуни поди разбери сколько лет. А Толя перестает жалеть себя и несбывшуюся мечту физика и берется за то, чего всегда по-настоящему желал – сделать счастливой Майю.
При таком, хоть и жизнеутверждающем финале, нас не покидает грустное настроение. Все решились, сделали первый шаг, а вот что там, дальше – ни Шамиров, ни герои, ни зритель не знают, вовсе не потому что это фильм, ограниченный полуторачасовым хронометражем. В этом и вся частичка русской души, которая обняла и переделанную французскую пьесу, где за шутливыми репликами героев неприкрыто держится ирония, и фильм, где, в театральном оригинале Майя давно избавилась от своего горя и бремени, а тут, в кадре, как видно во взгляде, еще не его не отпускает. В этом весь неподъемный и бескрайний трагизм человеческой судьбы – где, раскатом общественных догматов и общепринятых норм, амбиций и неподвластное стремление к самооткрытию замыкаются в сотнях тысячах расстроенных людях, которые когда упустили что-то весомо важное. Ведь не у всех было, бывает и будет так, что спустя двадцать лет, когда еще не поздно, шанс прикатится на инвалидной коляске, постучит к вам в дверь и скажет – «Ну что ты уставился, дурачок. Поднимай меня, Толя».