В конце ушедшего високосного года мне удалось поработать в клинике для душевнобольных. Это был довольно интересный опыт. Мы с ребятами затеяли художественный проект и проводили сеансы арт-терапии для пациентов в ремиссии.
Стоя перед красными воротами, в самом начале, мы довольно сильно нервничали, но старались не выдавать чувство тревоги. Будучи людьми творческими, мы не могли унять свое воображение, которое страстно вырисовывало сцены для отличного хорора.
Оказавшись внутри, мы обнаружили взрослых «детей», которые были напуганы нашим неожиданным вторжением в их мир. Они не привыкли к новым лицам, ведь ждать гостей в таких местах как-то не принято.
Меня сразу же тронули отношения между пациентами и психиатрами. Изначально я представлял нечто вроде «надзирателей и заключённых», но мои представления развеяла теплота и забота врачей, которые вели себя как воспитатели, так, что я даже забыл, где нахожусь и воспринимал больницу как детский сад, только без игрушек. Позже нам объяснили, что главная характерная черта всех пациентов – инфантилизм. Детские души во взрослой оболочке. На меня смотрел 4-5 летний ребенок, и я вздравигавал каждый раз, когда осознавал, что ему уже 40-50 лет.
На первых сеансах большинство пациентов рисовали наивные детские картинки с фруктами и домиками, другие вычерчивали красками разные абстрактные фигуры, была также одна женщина, которая рисовала карикатуры и глумилась над недостатками своих друзей по несчастью. Особенно запомнился рисунок, изображающий мальчика, который держит за руки своих родителей на поляне с цветами, его нарисовал мужчина 57 лет.
Женщина с карикатурами, постоянно накаляла обстановку едкими шуточками, чем изрядно нервировала всех окружающих. Она говорила что-то вроде: «эй, Людка смотри-ка, какая у тебя толстая задница здесь, прям как в жизни поучилось!» и так про каждого кто находился в комнате, закатываясь смехом и одновременно водя кисточкой с черной краской по белому листу.
Эта самая Людка была человеком спокойным и на первый взгляд вполне адекватным, она молча сидела в кругу местных философов, которые днями напролет, листали религиозную литературу и интеллигентным тоном спрашивали друг у друга: «а как вы трактуете эту метафору?».
Диагнозы многих больных помешались лишь в строчку, создавая череду психиатрических терминов. Но были два парня недуг, которых не нуждался в справочниках, ведь я уже встречал название этой болезни в качестве нарицательного. Добродушные ребята примерно одного возраста около 20 лет, с вечно блаженной улыбкой и слезливыми глазами. Их приговор был неумолим – олигофрения, врождённое и неизлечимое слабоумие. Словно клоуны на арене цирка они дразнились и неуклюжа гонялись друг за другом, на потеху зрителям. Осознавали они, что во всем этом представлении именно на них надели красные круглые носы, или не замечали насмешек соседей по палате сейчас сказать сложно.
Почувствовав себя на месте Алисы из сказок Кэрола, я неожиданно пришел к мысли, что все эти персонажи мне уже давно знакомы. Детский сад, школа, работа или компания друзей, мы везде можем встретить одни и те же типажи, людей которые примеряют на себя определенную модель поведения. Ярко выраженные, утрированные социальные роли заставили меня задуматься о том, как именно сознание человека формирует ту или иную роль, создавая микросоциум.