Горы должны быть там. Где-то они должны быть, и если в других сторонах их нет, значит они там. Смог, плотным покрывалом лежащий над городом скрывает всё. Лишь солнечный свет может пробиться сквозь него. Особенно это ощущается на закате, когда сам воздух кажется чем то осязаемым.
В Тегеране безумное движение. Красный свет? Что? Стоять? Я? Повернул ручку газа и с песней (они ещё и поют!) в поперечный поток! Для местных мотоциклистов это норма. На нерегулируемых перекрёстках приводится в жизнь лозунг «Анархия — мать порядка». Никакого централизованного управления движением нет, однако общество в целом и каждый участник дорожного движения в частности, настолько самоорганизованы, что нет ни пробок, ни аварий, ни ругани, ни злости. Сегодня прижали тебя, завтра прижмёшь ты.
По улицам все ходят задевая друг друга плечами. При том, сколько народа живёт в городе — это не удивительно. Опять же никакого негатива. Парень, толкавший тележку с наигранной злостью хлопнул по спине подрезавшего его мотоциклиста, и крикнул что-то весёлое ему в след. Все смеются.
Где бы ты не находился, где-то рядом есть небольшая хлебопекарня, в которой можно купить горячую вытянутую лепёшку. Обычный иранский завтрак состоит из такой лепёшки, солёного сыра и салата.
Тут есть парки. Летом без парков тут был бы просто ад. А так — ад с парками. В одном из парков устроен Зоопарк. Попугаи в клетках, павлины в вольерах и кошки где попало. В вольере с утками почему-то живут кролики. Маленькие мохнатые зверьки жмутся к забору — только там сухо, вся остальная территория покрыта жидкой грязью. Кто поселил кроликов к уткам? За что? Они плохо себя вели?
В Тегеране есть базар. Если у вас есть возможность сходить на базар в Исфахане, и не ходить на базар в Тегеране — сделайте так. Тут он живой и бурлящий, но относительно новый. Тут легко потеряться и сложно выйти обратно. Здесь продают всё, но самая важная часть — ковры. Говорят, что тут самый большой выбор и приемлемые цены.
Еда на улицах есть везде в Азии. Тегеран не исключение. В зависимости от района расстояние между едальнями меняется от сотни метров до километра.
«У меня самый вкусный фалафел в городе. Самый вкусный! Самый большой!» Мы с ним подружились. Он даже делал нам скидку как постоянным посетителям. С продавцами в булочной мы тоже подружились. Мы могли бы стать своими в кофейне с бесплатным интернетом, но увы, нашли её слишком поздно.
В наш отель нужно входить с улыбкой — так было написано на входе туда, где мы жили. Нас встретил один из тех… осколков шахской интеллигенции. Он открыто улыбался и говорил по-английски. Примерно такой же был в Исфахане:
— Как твои дела, мой дорогой?
— Спасибо, как ваши?
— В этой стране? Ни хорошо, ни плохо.
— Почему? Могу я чем нибудь помочь?
— Конечно! Забери меня в свою страну!
В Тегеране на стенах картины. Огромные, во всё здание картины. По всему Ирану на стенах домов встречается живопись. В Ширазе была отличная графика. В Керманшахе — небо на стенах. В Тегеране — всё вместе. А на окраине портреты погибших в Ирано-Иракской войне. Мы гуляли по мемориальной аллее, вдоль которой установлены портреты, и выставлены личные вещи вещи погибших; мы были в парке, в котором демонстрируется военная техника: от макетов кораблей, до ракет. Конфликт, длившийся девять лет, унёс по пол-миллиона жизней с каждой стороны.
В Тегеране есть бизнес-район. Мы там не были.
Девушки ходят в хиджабах. Хиджаб тут — это платок, прикрывающий, самое большее, треть головы. Есть, конечно, другие — одетые в чёрное и накрытые чёрным покрывалом, но таких не так много. И да, за месяц проведённый в Иране я насчитал 3-х женщин в паранджах.
Курош спросил: Ты вернёшься в Иран?
— Обязательно!
— Когда?
— Весной. Не знаю когда именно, но определённо, весной.